Так мы учимся проводить время вместе - я и море, и никакого упоминания о тебе. Волнам запрещено быть шелестяще-шипящими, как буква, сложенная птичкой-оригами в средине твоего имени. Камням, на которые я ложусь спиной, нельзя быть такой же температуры, как тем, что оказывались между моими лопатками там, у самого края скалы.
Это наш уговор, негласный (в отличии от нашего с тобой языка, почти из гласных и состоявшего, ровно как из разрядов искр). И если есть язык, более искренний - пожалуйста, расскажи мне - я клянусь ему научиться, перевести на него биографии всех живущих.
Для честности: не думай, что у нас с морем хорошо получается молчать. Оно о тебе - нежничает, выплескивается, возвращается в глубину. Я - вот-вот прорасту персиковым деревом, хватит солнца - буду выращивать на ветках персики, а нет - луну.
Будешь в этих краях - спускайся к морю, со стороны Канатной.
Время здесь, говорят, никуда не уходит, только прибывает и прибывает, никто не знает, правда, откуда. Просто собирают его в себя, как ребенок собирает ракушки в ладошку.
Радуется, когда стучит в руке.